Он довольно усмехнулся.
— Я же говорил, что тебе понравится.
Улыбка скользнула по моим губам. Перевернувшись на спину и уставившись на темный потолок, я погрузилась в расслабленное, почти отрешенное состояние, которого мне так не хватало все те месяцы до лондонской кровавой бойни, когда клубы были моими охотничьими угодьями.
Но ничто… ничто… не могло сравниться с Каспаром.
Больше мне такого не почувствовать, учитывая, что король возвращается через несколько часов и Каспару будет запрещено ко мне прикасаться. Я приуныла и была готова расплакаться, но быстро заморгала, надеясь, что он не заметит слез.
— Ты бы понравилась ей.
Я повернулась к нему в замешательстве. Он смотрел прямо перед собой на портрет, висевший над камином. Глаза Каспара переливались оттенками зеленого и серого.
— Это твои родители? Он кивнул.
— Это была их комната. До самой ее смерти. — Тут его голос дрогнул.
Я инстинктивно взяла его за руку, прижимаясь к его груди и лаская, несмотря на холод кожи. Я была удивлена, но не хотела показывать этого. Я никогда не слышала, чтобы он так говорил о матери.
— Она бы гордилась тобой.
Каспар повернулся ко мне с таким видом, будто хотел рассмеяться, но его выдали глаза: они были серого цвета.
— Гордилась бы за что? Я наследник трона, но мне он не нужен. Я не люблю ответственность, и меня преследуют неудачи во всем, чем должен заниматься принц. Единственный плюс в том, что я симпатичный. Но разве это повод гордиться собой?
Его ногти впились в мою кожу, но не думаю, что он заметил это. Я поморщилась, однако виду не подала.
— Посмотри, сколько раз ты меня спасал! Сколько? Четыре раза? И ты был готов выдержать гнев Совета и отца за то, что отпустил бы меня домой. Это о чем-то да говорит!
— Неправда! Откуда такое всепрощение? Ты что, святая? Совсем недавно ты считала, что я больное, порочное животное.
Я отвела взгляд от картины и пробормотала:
— Все меняется.
Принц посмотрел на меня удивленно. Я решила, что он начнет допытываться, но, к моему облегчению, он этого не сделал, и снова наступила тишина. Каспар начал отрешенно играть прядью моих волос. Казалось, что нас обоих вполне устраивает эта тишина и покои.
Неужели именно это он прячет за маской? Обеспокоенность тем, что он недостаточно хорош?
— Почему твой отец съехал отсюда? То есть я понимаю, какого это…
Каспар прервал меня:
— Он не мог с этим смириться и сходил здесь с ума. Я знаю ты считаешь, что отец холоден и жесток, но так было не всегда. она была его неотделимой частью, делала его лучше. Знаешь, это реально- плохих людей можно сделать лучше. Когда мать… это был удар для нас… в ту ночь на Трафальгарской площади нам не было нужды даже нападать на них… Но его сын Клод… я должен был убить его, забрать его у отца, как его отец забрал мою мать. Ублюдок!
Я закрыла глаза, чтобы не расплакаться, понимая, что зря подняла эту тему и заставила его разоткровенничаться и вспомнить о той злополучной ночи. Обняв Каспара за грудь, я крепко прижалась к нему всем телом, а он продолжал:
— Отец в тот день фактически тоже умер. А Джон Пьер прислал сообщение, что ему приказали это сделать и заплатили за убийство. Мы никогда не узнаем, кто отдал этот приказ. Но я выясню… я выслежу этого человека и сначала убью его любимую, высосу кровь его детей, изнасилую дочерей, заставлю страдать. Потому что я ненавижу его, Виолетта: он отнял у меня мать.
Принц замолчал. У меня во рту пересохло, а тело охватила странная слабость. Я была той дочерью. Черт, черт…
Я воздвигла огромные барьеры вокруг своего разума, делая все возможное, чтобы его ужасные слова исчезли в пучине памяти. Мне отчаянно хотелось сказать ему, чтобы он такого не говорил, чтобы взял свои слова назад, потому что он не хотел такого говорить, не мог хотеть говорить такое, но развивать эту тему было очень опасно. — Это все не имеет значения. Уверена, что ты будешь таким же великим, как твой отец, несмотря на то, что говоришь, — прошептала я в темноту.
Каспар не ответил, просто положил мою руку себе на грудь там, где было его сердце. Вскоре я уснула.
Виолетта
Тик-так.
— Они знают.
— Что?
— Они знают, что мы переспали. Им рассказали слуги.
— Но…
— Отец знает.
У меня перехватило дыхание. Я испугалась.
— Энни выдала нас.
Каспар хмуро кивнул, обнимая меня.
— Но что он сделает?
— Не знаю.
— Ты не хочешь знать, — добавил мой внутренний голос, и я молча согласилась.
Стекло наручных часов принца заблестело, отражая свет, лившийся из высоких окон холла, где мы стояли.
11:59.
Было прохладно. Слуги и члены семьи собирались позади нас, ожидая появления короля Владимира и Совета, каждый член которого знал… Фабиан знал, Каин знал, король знал. Я ощущала на себе обжигающие взгляды слуг, их презрение и ненависть. Они больше не уважали меня. Теперь я была одной из них, шлюхой, его заложницей. Я не должна была никогда познать принца, особенно сейчас.
Тик-так.
— Они возвращаются из Атенеа? Разве ты не должен отпустить меня?
Каспар разомкнул объятия, но продолжал держать за руку.
— Послушай, Виолетта. Мне очень жаль, что вчера так получилось. Мне не стоило…
__ Мне тоже.
Казалось, что он смешался, но я быстро закивала, избегая смо- треть ему в глаза. Принц отпустил мою руку, и мое сердце сжалось от тоски. Внезапно он тряхнул головой, его глаза стали багрово-